Европейские государства, заявлявшие о «полном разрыве» с российским трубопроводным газом, продолжают закупать его в немалых объемах. Одновременно «Газпром» уже стал первым по объему трубопроводных поставок в Китай, подписал масштабное рамочное соглашение с Ираном, активно продвигается на юг — в Казахстан, Узбекистан и Кыргызстан — и рассчитывает довести до финального решения проект «Сила Сибири-2».
О том, кто сегодня способен конкурировать с американским СПГ, насколько реалистично усиление позиций «Газпрома» на рынках Азиатско-Тихоокеанского региона и успеют ли страны ЕС заполнить подземные хранилища к зиме, нашему изданию рассказал директор по исследованиям и развитию Института энергетики и финансов Алексей Белогорьев. Беседовала Зульфия Хамитова.– Можно ли сказать, что, стремясь уйти от российского газа, Европа рискует попасть в другую зависимость — от американского СПГ?
– Такие опасения звучат в самой Европе с 2022 года. США уже стали крупнейшим источником газа для ЕС, потеснив Норвегию. Но психологически это воспринимается мягче, чем зависимость от трубопроводного топлива: поставщика СПГ проще заменить. Рынок гибок, а европейские компании предпочитают спотовые или краткосрочные контракты, избегая длинных обязательств. Поэтому определенная зависимость сохранится, но не считается критической. Главная неопределенность — объем спроса на СПГ через два-три года: он может как вырасти, так и просесть.
– «Газпром» ранее призывал ЕС ускорить закачку в ПХГ и предупреждал о возможном дефиците. Успеет ли Европа достичь 90-процентной заполненности к зиме?
– С середины марта до середины июня объем запасов вырос на 20 млрд кубометров, на 5,4 млрд (37 %) больше, чем годом ранее.
Темпы закачки первой половины июня оказались на 62 % выше прошлогодних. Тем не менее задачу нельзя назвать тривиальной: до 1 ноября нужно добавить еще порядка 42,5 млрд кубометров, то есть почти столько же, сколько в 2022 году, и на 19 млрд больше, чем за аналогичный период 2024-го. Условия выполнимы, если сохранится средний импорт СПГ на уровне 12 млрд кубометров в месяц, однако отсутствие украинского транзита повышает риски.– Как в целом выглядит подготовка к зиме?
– Ситуация сложная, но не драматическая. На Азиатско-Тихоокеанском рынке пока невысокий спрос, главным образом в Китае, что позволяет Европе привлекать дополнительные партии СПГ. Индия, судя по индикаторам, сохранит импорт близким к уровню 2024 года. Но есть «слабые звенья»: Словакия закачивает газ медленно и отстает от графика, Австрия также чувствует потерю украинского транзита. Обе страны лишены прямого доступа к терминалам СПГ, что делает их уязвимыми.
– С большей динамикой вывозит газ именно США. Кто для американского СПГ самый серьезный конкурент?
– С экономической точки зрения — российский газ. Европа сознательно ограничила трубопроводные поставки по политическим мотивам, и благодаря этому американский СПГ почти не сталкивается с конкуренцией. Но такая «комфортная» ситуация временная: с 2026 года глобальный рынок войдет в фазу профицита, и интерес к европейским портам вырастет у Катара, Мозамбика, Нигерии и Австралии. Отсюда инициатива Вашингтона навязать ЕС долгосрочные контракты. В более отдаленной перспективе, в 2030-х, главную конкуренцию США, скорее всего, создадут новые российские мощности по производству СПГ, из-за чего с осени 2023-го вводятся целевые санкции против российских проектов.
– Еврокомиссия обсуждает вариант полного отказа от российского газа к концу 2027 года…
– Радикальный план едва ли пройдет: Словакия и Венгрия наверняка наложат вето, высока вероятность сопротивления Австрии, Франции и Бельгии. Поэтому Брюссель ищет обходные механизмы, например «нулевую квоту» — нестандартное использование процедуры импортного квотирования. Если она не пройдет, юристы придумают новый вариант. Что касается украинского транзита, он остается интересен Словакии, Австрии и Венгрии, неофициально его приветствовали бы Чехия и Италия. Однако технически ЕС может обойтись и без этого маршрута.
– Турецкое направление остается последним трубопроводным «окном» в Европу. Каков его потенциал?
– «Турецкий поток» и «Балканский поток» обеспечивают до 16 млрд кубометров в год, и этот объем будет относительно стабилен ближайшие два-три года. В 2024-м на турецкий маршрут переориентировалась Словакия: газ идет транзитом через Венгрию. К 2028-му объем может снизиться до 12 млрд кубометров: постепенно отпадут Греция, Болгария, Румыния, которые расширяют собственную терминальную инфраструктуру СПГ. Полное прекращение маловероятно даже в случае эмбарго: некоторый объем останется в Турции и на Балканах.
– Влияют ли геополитические кризисы на биржевые цены в ЕС?
– До вспышки конфликта на Ближнем Востоке котировки держались на 415 долларов за тысячу кубометров, что на 20 % выше уровня 2024 года. В июне цена подпрыгнула из-за опасений, что эскалация затронет Ормузский пролив и затруднит отгрузку катарского СПГ. Однако без фактических перебоев рынок, скорее всего, вернется к 400 долларам.
– Сроки запуска «Силы Сибири-2» вызвали горячие споры. На какой стадии проект сейчас?
– Проект остается «живым», но политическое решение Пекина не принято. Дополнительные 45–50 млрд кубометров не вписываются в долгосрочные газовые балансы КНР: Китай пока не нуждается в таких объемах трубопроводного газа. Единственный фактор, способный ускорить соглашение, — обострение геополитики. Если Пекин сочтет морские коммуникации уязвимыми, сухопутный маршрут станет вопросом безопасности. Для запуска Китай должен либо повысить оценку будущего спроса, либо пересмотреть отношение к рискам доставки СПГ по морю. Пока это не произошло, поэтому «Сила Сибири-2» остается в резерве.
– Тем не менее внимание китайских органов власти к проекту выросло именно в этом году. Почему?
– Из-за нарастающего давления США: новые тарифы, ограничение инвестиций в зарубежные порты, санкции против судов, вероятность эскалации вокруг Тайваня. Все это заставляет Пекин искать защищенные каналы получения ресурсов.
– Насколько перспективно расширение «Газпрома» в Азиатско-Тихоокеанском регионе?
– В трубопроводном сегменте потенциал ограничен. «Сила Сибири» уже выходит на проектные 38 млрд кубометров, а к 2028-му рубежу дальневосточный маршрут добавит 10 млрд. На горизонте 2030-х рассматривается «Сила Сибири-2». Зато южное направление выглядит многообещающим: Узбекистан и Казахстан демонстрируют дефицит газа на внутреннем рынке, а Азербайджан после 2027 года может столкнуться с дисбалансом между амбициозным экспортом в Европу и собственным потреблением. В оптимистичном сценарии поставки по южному маршруту могли бы достичь 15–20 млрд кубометров.
– Год назад «Газпром» подписал рамочное соглашение с Ираном. Как оно может воплотиться?
– Теоретически к 2030-му Россия могла бы поставлять в Иран до 10–15 млрд кубометров в год, а Тегеран перенаправлял бы собственный газ на экспорт. Для этого Ирану нужен альтернативный рынок, кроме Турции, Армении и Ирака: либо строительство СПГ-завода, либо завершение трубопровода в Пакистан. При соответствующей инфраструктуре российский газ мог бы балансировать внутренний рынок Ирана. Но санкционная неопределенность и политическая турбулентность затрудняют планирование.
– Как выглядят перспективы российских проектов СПГ?
– Основной объем по-прежнему идет в Европу, исключение — «Сахалин-2», ориентированный на Японию и Южную Корею. Главная интрига — решится ли Брюссель на эмбарго. Пока единичные российские партии доходят до Индии. Чтобы закрепиться на рынках Южной и Юго-Восточной Азии, поставщикам придется фактически создавать спрос: инвестировать в газовую генерацию, сети, регазификационные терминалы и финансировать инфраструктурные проекты «под ключ». Такой подход дорог, требует времени и комплексных решений, но именно он дает шанс закрепиться в новых регионах — как в Азии, так и в Африке.
– Насколько активно Москва может продвигать такие комплексные решения?
– Потенциал есть, особенно с участием технологических партнеров из дружественных стран. Однако проекты капиталоемкие, а санкционные ограничения повышают издержки финансирования и логистики. Тем не менее у российских компаний компетенции для строительства инфраструктуры полного цикла есть, и это дает конкурентное преимущество в государствах, где пока нет развитого газового сектора.
– Если подвести итог, на чем сегодня держится конкурентоспособность российского газа?
– На трех факторах: низкой себестоимости добычи, географической близости к ключевым рынкам Евразии и потенциале комплексных инфраструктурных проектов. Ограничения — политические риски и санкции, а также необходимость диверсифицировать маршруты и сегменты, чтобы не концентрироваться на одном-двух рынках.
– И все-таки Европа остается крупнейшим покупателем. Есть ли сценарий, при котором поставки полностью прекратятся?
– В теории возможно все, но на практике полный отказ чреват серьезными социально-экономическими издержками для целого ряда государств ЕС. Поэтому даже при самом жестком варианте часть российского газа продолжит поступать в Европу: либо через Турцию, либо в смеси с азербайджанским, среднеазиатским или восточносибирским ресурсом, либо в форме СПГ через третьи страны.
Таким образом, несмотря на политические трения, российский газ по-прежнему остается весомым фактором европейского и мирового рынков. Одновременно «Газпром» и другие игроки пытаются усилить позиции в Азии и на Ближнем Востоке, где конкуренция только обостряется, а успех зависит от способности не только добывать и продавать газ, но и формировать под него новую инфраструктуру и спрос.
Оригинал: Европейские страны продолжают покупать российский газ, несмотря на санкции
Свежие комментарии